К тому моменту, как наступили двухтысячные, я была твердо убеждена в том, что совесть существует. Я и раньше знала о ее существовании, только учитывая опыт детских лет я думала, что она касается близких родственников. Если обидишь кого-то из родни, то так мучает потом…
Но с годами радиус ее поражения лишь возрастал. И на данный момент я просто уверена, что у каждого из нас существует совесть. Тогда мне было…Совсем юная. Однажды я шла домой. На улице лежал мужчина, он потянулся ко мне и сказал: “Помогите!”. Рядом с ним стояли люди и били его. Один из нападающих прокричал мне матом, чтобы я улепетывала, а то и мне не поздоровится. Рядом никого. Я даже в милицию не обратилась…просто убежала в страхе.
Когда наступили двухтысячные, то таких воспоминаний накопилось немало. И уже даже спать по ночам стало трудно. Я уже была замужем и мой муж дополнял мои знания. Он боялся за меня. Хоть девяностые были в прошлом, только на самом деле они везде процветали. А муж все предпринимал попытки вылить свою психологию. Он всюду ее применял.
Ты о гопниках? Они агрессивные, потому что слабые и трусливые. Они в поисках жертвы, не способной ответить. Помни об этом.
Помни это, помни то…Временами у меня болела голова от его нравоучений. Хотя они мне пригодились. Однажды я ехала в трамвае. Стояла — не было сидячих свободных мест. Тогда при мне висел плеер. Они были в моде. Слушала песню про чудеса, о будущем. Затем меня толкнули в спину. Но я даже не обернулась — трамвай же.
Между песнями наступила пауза. И тут я услышала, что кто-то плачет. Я выключила музыку и обернулась. Увидела спины молодых людей, пьяных, пристававших к молодежи. Девочке лет четырнадцать. А парню лет восемнадцать. Трамвай доехал до метро. Вышли люди. Стало свободнее. Я заметила, что юноша болен. А эти хамы почему-то решили, что можно над этим пошутить. Они тыкали в него, шутили, Я тогда еще подумала, что так, скорее всего, вели себя немцы. Девочка заплакала и попробовала защитить его.
Дядечки, это мой братик, он болеет, не трогайте нас, дядечки…
А дяди продолжали издеваться. Я осмотрелась и поняла, что среди прочих пассажиров поддержки не найду. Одни дети и старики. А мужчины даже не обращали на обидчиков внимания. Одни трусы и туристы.
Я решила действовать. Якобы меняла диск и уронила его. Наклонилась и стала задевать их пятой точкой. Пыталась переключить внимание на себя. Девочка была в шоке и расстроена. Для нее это было травмой. И в этот момент дяди меня заметили. И переключились.
В итоге они стали предлагать мне выйти и погулять. Я ответила, что если муж разрешит. А он меня как раз должен встретить на следующей остановке.
О каком муже речь? Да мы ег…
Но тут сработала психология мужа. Когда они услышали о супруге, то опять обратили внимание на сестру и ее брата. Потеряли ко мне интерес. Тут как раз остановка. Я им повторяю:
Ну что же вы, идете или как? Или мужа боитесь? — и спрыгнула с подножки.
Естественно, они последовали за мной. Ведь крутые же!
Хорошо, что на остановке были офицеры. Они там всегда крутятся. Я подскочила к одному из них и бросилась на шею. Он чуть в обморок не упал. Я зашептала ему на ухо:
Вы должны мне помочь. Притворитесь моим мужем. А то ко мне мужчины пристали.
Тот все понял.
Кто тебя обижал? — задал он вопрос громким голосом.
Да, они приставали, — отвечаю я.
Да чего ты врешь! Не говорили мы такого! Это она к нам пристала и даже заигрывала!
Как так? Она приставала? Вы что такое говорите?
Да мы…это…
И они ретировались. Я даже не заметила, как они растворились.
Благодарю вас. — сказала я офицеру. — Я рада, что у нас есть моряки! Они — наше спасение.
Да ну что вы. — смутился он. — Если что, я в вашем распоряжении. Обращайтесь.
