Когда официально закончился «проклятый» совок, начались девяностые, годы, в которых достойно выжить умел не каждый, а моральные устои и каноны, к которым привыкли за годы СССР быстро сошли на нет благодаря невыплаченным зарплатам и желанию поменьше работать и побольше получать (не зарабатывать, а именно получать).
Я лежала в одном из родильных домов нашего города, и все никак не могла порадовать мужа и дедушек с бабушками дочкой и внучкой, которая категорически не хотела появляться на свет, будто знала, как сейчас там тяжело.
Муж уже шутил, что, наверное, так и буду ходить всю жизнь беременной. В роддоме мне в течение недели ставили капельницы, кололи уколы, но дело не двигалось. Отношение медперсонала было, прямо скажем наплевательское, по принципу «куда кривая вывезет». Если врачи еще как-то старались держать себя в рамках приличия, то акушерки, медсестры и, особенно, санитарки, совершенно не стеснялись, занимаясь откровенным вымогательством за все – за сделанный укол, поставленную систему, уборку в палате, смену белья и т.д. Они все были какие-то возбужденные и обиженные на жизнь, а главными обидчиками, почему-то, считали нас, собирающихся стать мамами, или только что родивших женщин.
За неделю мне пришлось каждый день выслушивать, какая у них маленькая зарплата, которую платят нерегулярно, как они, бедные устают на работе, а благодарности ждать не приходится.
Апогеем всего этого стало воззвание старшей медсестры делать уборку в палатах самим беременным, так как санитарки увольняются, а для оставшихся слишком много работы, чтобы везде успеть.
В отличие от моих соседок по палате, возмущенных подобным «новшеством», я восприняла это спокойно, и добросовестно вымыла мол в палате. Когда я несла уже третье по счету ведро воды для наведения окончательной чистоты, почувствовала, что ведро можно бросить, и поспешить в родзал для, так сказать того, за чем сюда пришла.
Роды прошли без патологий, моя девочка активно закричала, мы с ней немного пообщались, а потом ее забрали в детское отделение. Через три дня я выписалась с замечательной дочуркой, так обрадовавшей и меня и всех моих близких тем, что, наконец-то, теперь она с нами.
Через пять лет я легла в тот же роддом, чтобы подарить мужу сына. Нужно сказать, что время не прошло зря. Отношения рожениц и медперсонала упорядочились, на все действовал неофициальный прейскурант, которого строго все придерживались. «По секрету» всем сообщали, сколько стоит рожать у рядового врача, у заведующего отделением или, как самое высшее счастье – у главврача. Цены различались на порядок. Мне судьбой выпало «кураторство» заведующей отделением. Сумма была немаленькая, но, смирившись с общепринятыми порядками, мы с мужем отложили ее, позаимствовав часть у родственников, и ждали, когда наступит момент торжественной передачи «вознаграждения».
Но за день до предполагаемых родов, ночью у меня отошли воды, сонная акушерка поняла тревогу, прибежавший дежурный врач диагностировал «стремительные роды», и, как только меня водрузили в кресло, через полчаса родился сын.
По пути к креслу я пыталась что-то сказать дежурному врачу о договоренности с заведующей отделением, но он только отмахнулся, объяснив, что при всем желании моя «куратор» уже никуда не успевает.
Естественно, «не успела» она и за вознаграждением. Муж вручил его тому самому дежурному врачу, правда, по «прейскуранту». Так мы сэкономили половину суммы, которая очень нам пригодилась в первые месяцы после рождения ребенка.
Заведующая, конечно, была не в восторге от неожиданного поворота событий, но мы не афишировали нашу благодарность врачу, а как они там разбирались между собой, это уже их дело.
