В детстве я жила с родителями в небольшом поселке. Полная семья, одетая и обутая, но счастья не было.
Когда я родилась, моей сестре было три года. Сейчас я вспоминаю свое детство — и хочу плакать. Мне уже 30 лет, но душевная рана не затягивается.
Меня не любили, и я это чувствовала. Я была копией отца, отличницей, послушным и примерным ребенком, но это не спасало.
Родители отдавали предпочтение праздному образу жизни. В нашей доме часто собирались гости, незнакомые мне люди, которые пили и шумели. Они задаривали меня гостинцами, лишь бы я не мешала и не путалась под ногами.
После таких посиделок родители начинали ссориться, драться и выяснять отношения. Мама рвалась в бой, хотя папа пытался сдерживать свой гнев. Все мое детство было наполнено такими острыми впечатлениями. Гости, мордобой, крики.
Мама часто изображала из себя жертву. Я не понимала, что она пьяная, и ведет себя неправильно, я просто ее любила. Когда она рвалась с кулаками, и он ее останавливал — я ее защищала. Она падала на пол и притворялась, что потеряла от удара сознание. Я плакала над ней и просила не умирать. Сестра этих сцен не видела, она почему-то чаще жила у бабушки.
В 7 лет я после школы пошла играть к своей однокласснице. Ей мама привезла с Москвы много игрушек, поэтому и позвала к себе. Когда я вернулась домой на час позже, мама встретила меня на пороге с армейским ремнем.
— Мамочка, не надо меня только бить. Я больше не буду!
Она хлестала меня так, будто выплескивала всю накопившуюся ненависть. После такой воспитательной терапии я не могла сесть на стул. Когда подружки увидели мои синяки, они схватились за голову.
Больше я никогда не ходила в гости — боялась. Мама ненавидела меня и просто так, не надо было давать ей повода.
Была у меня подружка Катя. Она гостила у своей бабушки на каникулах, родственница жила через стенку с нами. Мы были одного возраста, поэтому вместе нам было очень интересно играть. Как-то она мне подарила игрушку-телефон, там можно было нажимать разные кнопки. Он светился и издавал звуки. Придя домой, я сообщила маме, что это мне подарила Катя.
— Ах, ты скотина! Еще и попрошайничать решила!
Она схватила меня за волосы и ударила об диван. Телефон разбила и заставила собирать осколки. Потом вернулась в мою комнату с ремнем и продолжила свои воспитательные меры. Я плакала и говорила, что ее люблю, что все поняла, что больше так делать не буду.
Однажды она выгнала меня из дома, и я просидела целую ночь в кусках. Я не понимала, почему она меня не любит.
— Господи, забери меня! Нет моих сил больше! Почему меня мама так бьет? — шептала я.
Я до сих пор помню тот день. Папа был в командировке, никто меня не искал. Как я вернулась домой — не помню.
Помню еще один случай, как мы с сестрой что-то не поделили. Сестра меня толкнула, и я разбила вазу. Когда вернулась домой мама, меня ждало очередное наказание.
— Мамочка, я не виновата! — плакала я.
— Ты еще и врешь!
Она раздела меня и вышвырнула в подъезд. Я плакала и пряталась от прохожих. Мне было так стыдно!
Мама приговорила, чтобы я сдохла. Она открыто мне твердила, что ненавидит меня. А я в ответ клялась ей в своей наивной детской любви. Когда она трезвела, она ничего не помнила, но и прощение никогда не просила. Родительница считала, что во всех бедах виновата я, а не алкоголь.
Вот как жил нежеланный ребенок. Со стороны мы казались нормальной семьей, а что творилось за дверью — никто не знал. Я дарила ей цветы, рисовала картины, а она меня била.
Я не знала, что такое любящая мама, что такое ласка и поцелуи. Все детство я существовала среди унижения и боли, душевной и физической. Я каждый раз спрашивала у себя, что сделать, чтобы мама меня полюбила. Я просила у Господа смерти. Семилетний ребенок хотел умереть!
Мне 30, я уже сама мама. Я не ругаю детей, не наказываю, не бью. Я с родителями связь не поддерживаю. Знакомые твердят, что нельзя держать обиду на маму, но я не могу ее простить. Я не могу забыть те избиения и крики.
