Геннадий Петрович садился на самолет, который доставит его к маме. Он ее всегда помнил, они виделись постоянно, но раньше это она приезжала к нему, в гарнизоны. Детишек нянчила, гостила. И всегда сын ее спрашивал:
- Оставайся у нас, мамуль.
Мама соглашалась. Оставалась, но спустя пару недель и он видел, что она тоскует, плохо спит ночью.
- Что с тобой, мам?
- Не спится что-то. Шумно здесь у вас.
И не смотря ни на какие уговоры, возвращалась в свою деревушку. Где тихое подворье. А спустя время снова наведывалась в гости.
Но в этом году мама написала, что не приедет. Что плохо себя чувствует. Сын даже начал волноваться. Мало ли что. Но мать в ответном письме сказала, что ничего серьезного. Отлежится и навестит их. Чтоб себя и семью берег. Чтобы летал пониже, не так быстро.
Шли недели, а мамы все не было. Вот он и решил сам ее навестить.
Объявили посадку и Геннадий Петрович стал пристегиваться. И вот уже их самолет катится по взлетно-посадочной полосе. Только до деревушки еще ехать и ехать…
Когда хотел сесть на автобус, оказалось, что утренний уже ушел, а до вечернего еще далеко. Решил взять такси.
Очень спокойно тут было, особенно, после самолета. Тихо так — аж в ушах звенит тишина полей. Ветром обдувало лицо и даже ощущался некий озноб.
Когда Геннадий Петрович приблизился к деревне, то попросил водителя остановить машину здесь. Неловко ему было заявляться на такси — покидал-то то он отчий дом пешком. А выходит, также должен и вернуться.
Деревушка стала неузнаваемой. Ранее шумная и многолюдная, сейчас она будто уснула. Из-за огорожи выглядывало лишь несколько покосившихся избушек. А на табличке все так же было написано “Вязенки”. И если бы не эта надпись, то он бы и вовсе подумал, что приехал не туда. Да и родную избушку было не узнать. Хотя она, как и прежде, стояла на окраине, в окружении трех березок. Сердце уже стало тревожно биться по мере приближения родного крылечка с резными коньками и деревянными перилами. Оно так и манило его, пахло чем-то родным и знакомым.
Дверь была настежь распахнута….
Он вошел в избу — пусто! Цветочки в горшках позасыхали, дрова лежали рядом с печью. Когда пригляделся, увидел — в углу что-то шевелится.
- Мамочка!
- Сыночек!
Он подошел, сел на постель и она стала гладить его по седым волосам, приговаривая:
- Чего это ты вздумал? Вот порадовал старуху! Вот я сейчас подымусь и сварю тебе угощение…
- Да что ты, я не голодный, не вставай.
- Да как же это…ты же гость…
Она снова хотела встать, но не получилось — только виновато улыбнулась и произнесла:
- Ослабла я. Сейчас полежу чуток и встану.
Геннадий Петрович стал шагами мерять избу, словно не узнавая ее. Полы чистые, загрязнять их некому.
Но все же что-то здесь было не так, как прежде. Ощущение тесноты. Хотя в детстве эта избушка ему казалась огромной. Но так ведь и было. Они вдвоем с сестрой здесь устраивали настоящие перегонки. Пускали бумажные самолетики. Залазили на печку. Баловались и верещали.
Эх…когда-то этот домик казался огромным, а сейчас он стоял в полный рост и почти касался головой потолка. Словно не он вырос, а потолок опустился.
Геннадий Петрович подошел к висящим на стене фотографиям в рамочках. Присмотрелся. Вот заметил отца — угрюмого и лобастого. В портупее. А это мама — на ней платьице в горошек. А прическа коротенькая. С челкой. А это его сестричка — Аня. Совсем малышка.
Подойдя к ведру в сенях, хотел водицы зачерпнуть, но оно оказалось пустым.
- Ой как же это я…сейчас, сынок…я схожу к колодцу.
- Ну что ты! Я сам сбегаю!
- А ты помнишь, куда идти?
- Конечно.
Пока он ходил за водой, мама уже стояла у печи и жарила яичницу.
“Ну все. Хватит. Больше ей тут одной оставаться нельзя. Даже воды некому наносить.”
А мама словно прочитала его мысли.
- Скоро я выздоровлю, буду снова вас проведывать. Еще будешь просить уехать.
Подойдя к сыну, она прикоснулась его лица и попыталась разгладить морщинки на лбу.
- Ты ж-поди устал с дороги? Ложись, отдыхай.
Он не хотел лежать, но мама настояла.
Он в чем был, так и прилег. Глаза закрыл и стал вспоминать детство.
Отца он помнил плохо. И какое-то чувство вины нахлынуло на него. Только за что?
Так он и уснул. А во сне видел небо, бездонное и синее. А проснулся от шепота. Рядом с кроватью сидели старушки.
Он аж подскочил от неожиданности.
- Наконец-то ты проснулся, сыночек. — произнесла мама, — вот и ладушки. А к нам тут старушки пришли. Соседки. Говорим шепотом, чтоб тебя не разбудить.
Когда он пригляделся, то узнал старушек. Это были матери его друзей детства. Стали они ему про сыновей своих рассказывать, кто и где. Постепенно их изба заполнялась гостями. Гостинцев нанесли. Уже на столе не вмещались.
- Мы всегда так гостей встречаем, — объяснила мать, — когда приезжают дети к кому-то, то приходи все. Чтобы вместе порадоваться.
Откупорили наливку, разлили по рюмкам. Стали праздновать.
- Ты нас не суди строго, родненький, гости-то нечасто в деревню заявляются…
- А разве моих одногодок тут нету?
- Почти нет. Вот и сидим вот так. Одни старушки. Дети поразъехались.
Смотря на этих бабушек, Геннадий Петрович вспоминал, как было здесь раньше. А остались лишь старушки. И ничего поделать нельзя. Одна жалость к этим стареньким женщинам, которые вот так и доживают по одиноким деревушкам.
